ГЛАВНАЯ
ВОСПОМИНАНИЯ
МЕДИАТЕКА
ДИНАСТИЯ
ГОСТЕВАЯ
ССЫЛКИ
ФОТОАЛЬБОМ
ИНТЕРВЬЮ
Нынешний я равен сумме тех, кто меня сделал (
4)
1
/
2
/
3
/
4
/
![Подпись: отрывки из интервью разных лет
О фильмах
...тогда попасть на экран было совсем не то, что теперь. Это было чудо. Чудом было и то, что мне разрешили снять «Трех толстяков» [в 1966 году; Баталов сыграл циркового гимнаста Тибула].
Мне дорог этот фильм, и даже не потому, что его хотели запретить — кремлевские «жители» усмотрели в нем пародию на себя. На съемках мне пришлось рисковать жизнью. Я ходил по канату без страховки. Целый год каждое утро вставал на этот канат и тренировался!
Мне, кстати, тогда не дали поставить этот спектакль во МХАТе, он уже позже там появился, а картина вышла только потому, что были госзаказы на детское широкоформатное кино — один на Москву и один на Ленинград. Ролан Быков снял «Айболита-66», а я — «Трех толстяков».
[«Три толстяка» стали последней режиссерской работой Алексея Баталова]
Фильм надо делать своей командой. А когда я переехал из Ленинграда в Москву, команда распалась. Умер Урусевский, с которым мы вот-вот должны были приступить к съемкам новой ленты. Сценарий состоял из трех новелл, причем во всех главными героями выступали совсем молодые люди: один из маленького городочка на Волге, другой жил в степи на пастбище, третий - в Ленинграде. Ни с кем другим снимать этот материал я не мог. Он был рассчитан на то, чтобы снимал Урусевский: все три новеллы требовали разного изображения, совсем особой среды, света, фактуры. Но - не получилось...
Потом меня начали упрекать, что я отклоняюсь от генеральной линии: не ставлю фильмов о современниках. И я написал два сценария — они и сейчас есть. Один — по рассказу Володи Максимова, второй — по Георгию Владимову. А так как оба эти писатели были к советской власти настроены весьма скептически, своих убеждений не скрывали и через некоторое время эмигрировали, ни о каких картинах не могло быть и речи.
Возвращаться же к режиссерской работе сейчас, в наши дни, я не рискну. Прав Никита Михалков: сегодня нужно делать картину современными средствами, современным языком. Это как дизайн автомобиля. Боюсь, сейчас я способен сконструировать только ретро-автомобиль.
У меня были гениальные учителя — операторы, абсолютные классики. Один снимал меня в «Даме с собачкой», другой — в «Летят журавли». Благодаря им я полез в это дело, потому что увидел, что реально может остаться на пленке.
Стараниями Иосифа Хейфица я попал в кино, снялся в «Даме с собачкой», про которую тогда язвительно писали, что, мол, в эпоху больших свершений Хейфиц снимает фильм про даму с песиком. И это — про такой тонкий фильм... Вообще, Хейфиц всегда меня поддерживал, особенно в ленинградский период моей жизни.
Я только со своими людьми могу. Мне на самом деле неинтересно с чужими. И тут Хейфиц — прежде всего. Папа Карло для Буратино. Он меня сделал киноактером. «Большая семья», «Дело Румянцева», «Дорогой мой человек», «Дама с собачкой»... Чехова я все-таки сыграл — благодаря Хейфицу. Это удивительно, но жизнь собралась в цепочку, в которой одно звено определяет другое, следующее — следующее. Жизнь определили люди, которые меня окружали.
[в 1964 году Баталов отказался играть Ленина в фильме «На одной планете»]
— В Ленинграде, где планировались съемки, из-за меня погорели несколько партийцев — их сняли с должностей. Какой был скандал! Меня спасли режиссер Иосиф Хейфиц и писатель Юрий Герман. На худсовете они сказали, что Баталов отказался играть вождя мирового пролетариата из-за того, что на Ильича совсем не похож. Дескать, я — худой и длинный, а Ленин был человеком среднего роста, плотного телосложения. Худсовет потребовал кандидатуру на замену. Под горячую руку попал Кешка Смоктуновский, который и сыграл Ильича. По-человечески мне, конечно, было жалко тех, кого сняли с работы, но и переступить через себя я тоже не мог: меня окружали люди, которые пережили сталинские репрессии. Слишком много горя я видел в упор. Маминых родителей тоже не миновала печальная участь — они были репрессированы, потому что бабушка моей матери — потомственная дворянка Норбекова.
...Мои родители давным-давно дружили с Роммом. Я лежал в больнице, когда получил от него письмо с приглашением попробоваться [в «Девяти днях одного года»], и когда приехал в Москву, Кешка [Смоктуновский] был уже выбран, и мы с ним в кабинете у Ромма даже срепетировали какую-то сцену. Михаил Ильич очень серьезно относился к этой картине, возлагал на нее большие надежды.
Я очень обязан режиссёру Владимиру Меньшову за фильм «Москва слезам не верит». Это просто чудо: люди до сих пор помнят и любят эту картину. Совершенно невероятно!
Мне Меньшов объяснил, какой мы можем сделать роль Гоши. Это чисто его заслуга, и я ему по гроб жизни благодарен. На первый взгляд сценарий ничем не отличался - картин с подобным сюжетом было много. А его картина полюбилась сразу и на многие годы! Меньшову настолько завидовали, что готовы были сожрать! Его и главную героиню не пустили в Америку получить «Оскара». Вот такое у нас было руководство культуры!
Критики писали о Гоше [«Москва слезам не верит», 1980]: «Таких не бывает!» А у меня хранится письмо, в котором написано: «Вы сыграли мою судьбу». Я прекрасно понимал, что Гоша нужен был авторам фильма, чтобы завершить двухсерийные страдания несчастной женщины. Но в третьей серии он мог ударить ее бутылкой по голове. А почему нет? Гоша от первой жены ушел, пристает к незнакомой женщине в электричке, пьет, дерется. "Одинокие советские женщины" не рассмотрели моего героя как следует.
...За все мои роли меня ругали. Но в фильме «Москва слезам не верит» я совершил героический поступок - первым из актеров с голым задом появился на советском экране. В сцене, где мы пьянствуем, я сижу в плаще, одетом на голое тело. Но потом все это вырезали, сказали, что рабочий такого уровня не должен ходить голым и пьянствовать.
Олег Табаков очень смешно сыграл в фильме поклонника главной героини. Даже слишком смешно, поэтому его роль тоже покромсали. Спустя время я узнал, что вырезанные куски руководство «Мосфильма» показывало высокому начальству.
Что касается [модного титула] секс-символа, это мне напоминает коров на случке, к которым привели быка. В отношении человека это просто не может употребляться. А потом, я не считаю, что играл роли такого плана. После фильма «Дорогой мой человек» я получал письма совсем иного рода. Люди писали, что узнали во мне — не в моем герое даже, а во мне — человека, у которого были репрессированы близкие. Как это можно было угадать? Об этом не говорилось никогда и нигде.
О Чехове и критике
Я очень ждал, как примет публика «Даму с собачкой», увидит ли во мне чеховского героя. Эта картина была мечтой моей жизни. Я вырос в Московском Художественном театре, и всё чеховское для меня, как для актёра и мхатовца, бесценно. Два года этот фильм не давали снимать! Потом съёмки останавливались - я пролежал долгое время в симферопольской областной больнице. Но режиссёр ждал.
Чехов жил поперек реальности. Однажды он закашлялся, когда писал, и на рукопись упали капельки крови. Чехов как врач понимал, что это туберкулез. Но он отправился на Сахалин - даже не в поезде, а на лошадях, останавливался в каждом остроге и пытался провести перепись заключенных. Этот нравственный пример передается из поколения в поколение. По таким людям, как он, в мире судят о нас, русских. Не обязательно, чтобы вся нация состояла из апостолов, но обязательно, чтобы были избранные. Чтобы кто-то предстоял пред Господом, как Серафим Саровский.
Когда начал видоизменяться Художественный театр, к бюсту Чехова, что стоял в фойе театра, перестали класть цветы, потому что его герои никак не соответствовали советским представлениям о человеке будущего. «Даму с собачкой» не хотели запускать ни за какие деньги по той же причине. У моего героя двое детей, а он ходит к какой-то дуре с собачкой. Однажды даже в «Крокодиле» написали, что некий режиссер Х. увлекся дамой с песиком и не нашел более интересной темы в нашей бурной жизни. Хотя, конечно, моему герою подражать не надо...
«Дама с собачкой» — помните? Современные женщины относятся к поступку Гурова иначе, они запутались в жизни — поэтому считают его романтичным и положительным. А если их спросить: хотела бы ты быть женой вот этого дяди из «Дамы с собачкой»? Спросите-ка каждую. Осталась бы довольна подобным поступком своего мужа?
О радио
Судьба распорядилась так, что без малого два года был я отделен от театра и от киностудий, от общения с живыми актерами. Именно тогда мой наушник, а потом тихо звучащий транзистор неназойливо и очень терпеливо повели меня в радиомир, подаривший мне множество светлых минут и добрых раздумий...
В моих «Ромео и Джульетте» не было ни одной авторской ремарки. Место действия - парк, площадь, улицу - изображал звук: журчанье воды, воркованье голубей. Во время любовной сцены я положил на актрису ее партнера: голос лежащего человека звучит совсем по-другому.
А после «Поединка» едва не уволили моего редактора. В спектакле был занят Тихонов, и начальство вознегодовало. Как же так, Штирлиц - наше всё, и вдруг он говорит голосом пьяницы-офицера, что армия спилась, а жизнь наша пропала и пошла под откос. Передачу снять нельзя - она в сетке. И тогда взялись за редакторов.
Больше так работать никогда не будут: наверное, художественное радио уже и не нужно…
Что ж, все должно идти как идет. Если изобретена цветная пленка, то не надо обливаться слезами о черно-белом кино.
В немом кинематографе работал фигуративный актер - вместо того чтобы говорить, он должен был передавать свои чувства ногами и руками, глазами, губами... Носом.
Потом кино заговорило - и стало болтливым, потерялась вся эстетика прежнего кинематографа. Но бороться с этим нельзя - можно только печалиться. Да и это глупо: стоит ли страдать из-за того, что в твоем детстве закаты были другими?
...Мне хочется исправить, переозвучить многие из моих фильмов. Нынче никому не интересно, я ли их так сделал или же меня вынудило начальство.
В ленте «Игрок», снятой по Достоевскому, француженка говорит генералу, бросившему на ее постель сто тысяч рублей: «Ты настоящий русский!» Реплику вырезали: настоящий русский - это Гагарин.
О несделанном
Я могу работать только с очень близкими людьми, а это совсем другой тип отношений, чем принят в кино. В этом отношении я не тот наемный актер, который готов играть в любой команде. Для меня принять участие в картине – это как в разведку или в море выйти: с кем попало не пойдешь. Тут дело не в выборе роли, а во взаимопонимании. И когда ушли люди, с которыми я чувствовал себя в своей тарелке, ушел и я.
Число картин, в которых я снялся за всю жизнь, мои студенты легко нагоняют за два года. Они считают, что количество - это главное, и играют иногда бог знает в чём…
Предлагают [сниматься]. А когда фильмы выходят, я благодарю Бога за то, что отказался. Роли-то бывают хорошими - другое дело, чем они оборачиваются на экране. Это ты, а рядом с тобой стоит нечто, оно может тебя испачкать.
Работая с Хейфицем или Роммом, я прекрасно понимал, о чем у нас идет речь. Я знал, что мы работаем не за страх, а за совесть и есть смысл тратить на это жизнь. Но стоит ли садиться в эту лодку со случайными, ненужными тебе людьми?
Предложения еще поступают. Но сериалы меня не интересуют: сниматься в них — все равно что расписывать стену, которой нет конца... Слава Богу, есть работа во ВГИКе, она занимает меня с утра до вечера.
Никогда не комплексовал по поводу упущенных ролей, неиспользованных возможностей. Делал то, что мне нравится, никуда не торопился. Моё самочувствие складывалось из более личностных компонентов, нежели профессиональная востребованность. Я просто Баталов.
Я не участвую в суете, тусовках и праздниках. Но что такое сегодняшняя жизнь? В ней есть и Петр Фоменко, и Анатолий Васильев... А также то, что плавает сверху.
– Я еще не сбрасываю себя со счетов как режиссер, ведь в своей жизни я снял три фильма, а мог бы больше. И у меня лежит много сценариев, которые были написаны мною давно, но по ним можно и сейчас ставить фильмы. Но, во-первых, я не способен найти деньги на съемки, мне это незнакомо. Во-вторых, мне вообще непонятно, как строить работу с киностудиями, сейчас все изменилось… Поэтому пока ничего не снимаю, хоть и надеюсь. Мечтаю снять фильм и набрать актеров из своих студентов.
...я знаю, что должен сделать — телевизионный цикл о людях, которых встречал в течение моей жизни. Тут я живой свидетель и просто обязан это сделать перед их памятью.
– Что касается кино, то я совершенно сознательно, когда мне исполнилось 60 лет, сказал себе, что хватит. Люди хотят видеть любимого артиста, а не развалину. И сразу же, как только перестал сниматься, меня пригласили преподавать во ВГИК, и я себя в этом нашел, это мне даже стало интересней, чем кино. Для меня, конечно, недопустимо пойти сниматься сейчас в сериал. У меня нет такого: лишь бы где-то сняться, хоть где-нибудь! Меня в сериалы никакими коврижками не заманишь…
– Вообще, я играл во МХАТе, и мои родители оттуда, и вся моя родня. Такая была семейная, дружная обстановка в театре в то время. Но потом я ушел в кино, и как-то так получилось, что с тех пор не нашел своего театра, где бы были люди, близкие по духу. Во-вторых, с гастролями надо много ездить, а у меня на это никогда не было времени, ведь я преподавал. В общем, ушло это от меня. Но иногда я думаю: и хорошо. В театрах всегда было много интриг. Представьте, я бы сейчас пришел актером в Театр Станиславского, а там труппа борется с худруком. Я бы тоже в этом погряз, только бы и слушал сплетни. Зачем мне это нужно?..
- Культура жива. Просто время от времени она может как бы скрываться из виду, как подводный ручеек... Я общался с Дмитрием Лихачевым, когда его назначили председателем Российского фонда культуры. И он говорил, что надо спасать библиотеки, но, говоря библиотеки, делал ударение на букве «о». «Зачем библиотеки спасать, когда люди перестали читать?» — спросил я нахально. Лихачев поворачивается и говорит: «Однажды придет Ломоносов — а больше и не надо — и нужно, чтобы когда он пришел, книжка была на месте».
Со временем всё встанет на свое место. Сейчас опять в моде авангард, постмодерн, поновее, постраннее... Но культура складывается из куда более глубоких и фундаментальных вещей, и продолжится она именно ими. А не тем, что сейчас находится на самом виду.
Можно ставить «Мастера и Маргариту» по-разному. Булгакова начали снимать как для массовой культуры. Но придет и другое время. Когда умер Пушкин, было решено издать его полное собрание сочинений, но книги не были выкуплены. Все не сразу делается. И очень образованные немцы поняли только через сто лет, кто такой Бах. А Моцарта в Вене поначалу играли на окраине.
Когда меня впервые выпустили за границу, уже близко к тридцати, сказали, что нужен смокинг. Смокинг взять было негде, тогда сказали: ладно, черный костюм, но обязательно с бантиком. Черного костюма у меня тоже не было. И не было денег сшить этот костюм. И тогда договорились сшить его на киностудии авансом, и я написал расписку, что выплачу долг из следующего фильма, в котором буду сниматься... Послушай, но мы же не поговорили о врачах! Врачи - часть моей жизни. У меня и сердце, и онкология, и туберкулез глаза... Обязательно скажи хотя бы про Надежду Сергеевну Азарову, заведующую глазным отделением в Симферополе, у которой я столько лежал, и она спасала мои глаза…
О преподавательской работе, СМИ и сегодняшней России
Я вам так скажу – мы, в отличие от Запада, своих хвалить не умеем. Но любой иностранец вам скажет, что русская школа отличается от других особой не то что манерой, а внутренним наполнением, определить которое чрезвычайно трудно. «Это что-то очень русское», а что такое «русское» – непонятно. Говорят о школе Станиславского. Но ведь он сам утверждал, что ничего не открыл, а только подытожил. И когда Ермолова сказала, что хотела бы у него поучиться, он ответил: «Мне нечему вас учить. Я сам стараюсь учить играть так, как играете вы». Мне это рассказывали тети и дяди, которые это знали доподлинно. Так и повелось на русской сцене – не играть напудренные страсти, а выражать внутренний мир. И это заметили во время первых же гастролей русского театра за границей. Ну а что касается положения актера, то более зависимого человека, чем наш брат, трудно себе представить. Актер зависит не только от режиссера, но от гримера, от костюмера, от оператора, в театре – от партнера, от настроения зрительного зала, от погоды, наконец, потому что пусть меня считают старым идеалистом, но зимой спектакли идут иначе, чем весной и осенью. Эта бесконечная зависимость, если она собрана постановщиком в один кулак, очень помогает, но точно так же может и мешать. Такая вот палочка с двумя концами. С одной стороны, у актера сегодня больше выбор, чем раньше – тут и кино, и телевидение, и театр, и антрепризы. С другой – в одном спектакле могут требовать одно, в другом – другое. Я не тороплюсь судить о молодых актерах, потому что очень многое зависит не от них.
В прошлом [2009] году конкурс на актерское отделение во ВГИК был 210 человек на место! Никогда раньше такого не было. Жили в каменном веке – и вдруг оказались в Голливуде. Конечно, виновата болтовня вокруг нашей профессии – попал в институт, снялся в кино, огромный успех, легкая жизнь, туча поклонников и поклонниц. В то же время я понимаю девочек, которые хотят, чтобы их заметили. Прошу прощения за каламбур, но они поступают правильно.
«Ах» бывает редко. Ведь в приемной комиссии сидят люди, которые кое-что повидали на этом свете. Да и вообще, ребята часто приходят просто попытать счастья – «а вдруг?». Возьмите Смоктуновского, которого в актеры привел приятель. Вы знаете, что Кеша был одним из самых вгрызающихся и по-настоящему работающих актеров? Перед тем, как появиться у Товстоногова в «Идиоте», он проделал огромную предварительную работу. Могу похвастаться, что был первым, кто написал о нем в газете. Статья называлась «Сибирский Гамлет».
- Раньше я преподавал за границей: со мной имели дело больше двадцати американских университетов. Когда я шел на первый свой зарубежный мастер-класс, у меня ноги ходуном ходили. Я мало ездил, никогда не интересовался языками - и вдруг попадаю в богатейший университет, настоящее миллионерское место. Но все прошло хорошо: мы ставили Ахматову, и студентам было интересно. Да и меня все это радовало. Сейчас мне уже тяжело ездить. Новым кормильцем стал телевизионный цикл «Прогулки по Москве». Он идет три года, и я очень доволен: я люблю эту работу, к тому же она позволяет заработать...
...во ВГИКе я 30 лет. Многие мои студенты – уже состоявшиеся специалисты, играют в театрах, в кино. Кому-то повезло – их сразу взяли на хорошие роли в театре, кто-то раскрутился в сериалах, у каждого свой путь. Я считаю: надо работать, и тогда своего часа дождешься. Но я не могу научить будущих актеров продавать себя, чтобы они реализовались. Я этого сам не умею. Я могу только научить работать.
Уклад жизни, который их [студентов ВГИКа] сформировал, чрезвычайно важен до сцены. А на сцене важно, как ты играешь, независимо от того, откуда ты приехал. Я вообще-то педагогом стал случайно. После кончины Бориса Бабочкина его курс остался неприкаянным. И чтобы не играть секретарей парткомов или колхозных активистов, я согласился его довести. С тех пор, то есть с 1975 года, работаю со студентами, в основном с приезжими. С «республиканскими» курсами, как их тогда называли. Была замечательная киргизская мастерская, украинская, белорусская. Разумеется, ребята из провинции в быту менее устроены — живут в общежитии. Они как бы дороже заплатили за своё обучение (даже в те времена, когда за учёбу вообще не платили). Они не просто забежали на экзамен, а ехали с определённой целью, готовились. Я к таким абитуриентам внутренне расположен, жду, что они должны сделать что-то серьёзное. Разумеется, есть и прекрасные столичные ребята, деление на Москву и «глубинку» – не гарантия конечного результата. Во всяком случае, я с радостью готов научить своих студентов всему, что сам умею.
Абитуриенты приходят с очень-очень поверхностными знаниями. Я думаю, в этой ситуации виноваты не столько сами ребята, сколько система с её новыми критериями и требованиями. Кроме того, молодёжь сегодня подсажена на телевизионно-развлекательную жвачку. Вылавливать из телевизора полезные знания сейчас возможно лишь по крупицам, и то если есть на это желание. Слыша словосочетания «Тихий Дон» или «Архипелаг ГУЛАГ», абитуриенты долго соображают, что это и кто бы мог это написать. Один на экзамене по литературе стал радостно рассказывать, что «Тихий Дон» ему очень понравился, однако кто его автор, он понятия не имеет. Человек, придя с вечеринки, включил телевизор, посмотрел сцену в сарае из бондарчуковской экранизации — вот и все знания. Но что бы там ни было, не всё так печально. Я могу твёрдо сказать, что в последние годы ситуация стала медленно, но верно меняться в лучшую сторону. Если бы ещё на актёрские факультеты не рвались все подряд, то и вовсе было бы хорошо. В этом году во ВГИКе был конкурс 100 человек на место. Однако у 80% поступавших целью явно было не АКТЁРАМИ стать, а в телевизоре любыми путями засветиться…
Вред телевизионно-глянцевой субкультуры я вижу в первую очередь вот в чём: она деформирует в сознании людей истинную систему координат, засоряет мозги. Лев Николаевич Толстой в своё время написал: «Изобретение книгопечатания было бедствием, подобным изобретению пороха, ибо оно стало самым мощным орудием распространения невежества». И это про книги! А представьте, что сказал бы классик, столкнись он с телевидением и Интернетом. Наверное, сравнил бы с ядерным оружием. Как ни парадоксально, но технический прогресс ведёт всё к более массовому отуплению. Это естественный процесс. Сегодня главным стало обратить на себя внимание, выпендриться, а не донести суть. С другой стороны, не всё уж так запущено. Американцы провели исследование и выяснили, что чаще всего в мировой рекламе используется лицо Джоконды, а не тех баб, которые перекраивают себе лица и накачивают грудь силиконом. Лично меня этот факт порадовал.
– По телевизору я смотрю последние известия. Еще какие-то программы интересные по каналу «Культура». Например, с интересом смотрел фильм Олега Дормана о переводчице Лилиане Лунгиной. Она рассказывает о тех временах и людях, которых я знаю. Но все другое, что лезет из телевизора, все современное я просто не знаю и не хочу знать. Я понимаю, что изменился не только мир кино. Изменились ценности общества, теперь миром правят деньги. Но я это в душе не принял.
— Фестиваль фестивалю рознь, и я не берусь обобщать и судить обо всех. Что касается «Московской премьеры» [Баталов - президент этого кинофестиваля] и ряда других подобных мероприятий, которые проходят в разных городах России, то они дают возможность попасть в кино людям, которые не могут платить по 500 рублей за билет. Однажды, выходя с одного из благотворительных сеансов, я невольно подслушал разговор супругов-пенсионеров. «Даже не верится, что в кино сходили… Сколько лет там не были…» После этого они поцеловались, и вид у них был счастливейший. Радость этих людей много стоит. Для миллионов граждан поход в кино сегодня роскошь, но они хотят смотреть новые фильмы именно в кинозале. Фестивали подчас доказывают то, что телевидение не сожрёт кинематограф. Меня это очень радует и вдохновляет…
...в обществе до сих пор нет покоя и стабильности. Когда страну трясло со страшной силой, миллионы людей оказались выброшены за борт, дезориентированы в пространстве. Человек, который красит сегодня стены, получая копейки, в прошлом оказывается токарем высшего разряда. Тот, кто грузит вагоны, был прекрасным сталеваром, пока не закрыли его завод. Общество никак не может рассесться по местам, сбалансироваться. Отсюда и отсутствие среднего класса. А это, на мой взгляд, самое постыдное явление нашего времени.
— Как вам живётся в сегодняшней [2008 год] России?
— Так же, как всем. Сейчас завертелось-закружилось: доллар во главе всего. Но сказать, что эпоха Сталина-сатрапа или этот вонючий этап борьбы «за зори коммунизма» имели свои «прелести», тоже не могу. Больше всего меня огорчает нынешнее служение деньгам. Это самое сильное искушение, люди на глазах ломаются и превращаются чёрт знает во что. Раньше, идя зимой по деревне, вы могли постучаться в любой дом и вас на ночь пустили бы. А сегодня родную бабушку внук выбрасывает из квартиры. И при этом он вам со знанием дела объяснит, как это выгодно: тут 6 метров выгадает, там 200 долларов и т. п. Детей рожают, чтобы после развода побольше слупить с богатого мужа. Всё это - самое нерусское и самое омерзительное, что есть.
В современной деревне друг друга все боятся — телевидения насмотрелись. А раньше совершенно незнакомый человек Вам говорил: «Здравствуйте!» Извините меня, это — глубочайшая культура. Ломоносов же с обозом рыбы из деревни пришел в столицу. Ну, откуда он мог взяться, как? Этот человек заложил основы образования в России, а пришел с обозом рыбы.
И сегодня во Владимире первоклассники меньше делают ошибок в сочинении, чем москвичи и знаете, почему? Во Владимире там, где «О», говорят «О», а где «А», говорят «А». Им не надо долго соображать, они сразу пишут — корова, и говорят — корова, а в Москве «карова». Все телевидение из-за денег говорит как бы на не русском языке. Дикторы торопятся, эфирное время стоит дорого, говорят быстро и теряется мелодия языка. Это очень плохо.
А самое дорогое для меня - это русская культура, милосердие, которые в России всегда были и остаются, между прочим, и сегодня. Просто очень тяжёлое сейчас время... Я, к сожалению, вообще не помню времён, когда так уж всё здесь было хорошо. Нет в России такого времени: вот наконец мы пожили! Ссылки, братоубийственная Гражданская война, голод, НЭП, репрессии, коммунизм и соцреализм, когда и Чехов, и Достоевский не годились, Великая Отечественная война… Может быть, эти страдания даются нашему народу, дабы он не забывался и понял свои ошибки?.. Испытания посылаются свыше, и Бог смотрит, как люди их выдерживают.
[80 лет] - Это просто очередной день рождения. Другое дело, что цифра круглая. Настроение?.. Огромное количество желаний и идей было неосуществимо и не осуществилось. Я, к сожалению, очень мало сделал. Жаль… Несыгранные роли, запрещённые сценарии, картины и передачи на радио. Мне не давали сделать, например, программу по бунинским рассказам. А теперь выясняется, что Бунин - чуть ли не наше всё. Не разрешали читать на радио «Казаков» Льва Толстого - там очень хорошо выражено ощущение человеком божественного. Боялись, чтобы лишний раз Бога в этой социалистической мерзости не упоминали…
– Думаю, талант рождается независимо ни от географии, ни от политического или экономического состояния общества. Талант – от Бога. Нынче Москва – большая гастрольная площадка для приезжих. Кому-то может и повезти. Но здесь невероятно трудно пробиться, тем более удержаться. У нас очень любят говорить: «Вот в цивилизованных странах...» А в этих цивилизованных странах творятся те же безобразия, что и у нас. Там тоже есть высокопоставленные воры. Мы постепенно становимся гражданами мира. А что касается «гибели культуры», то это че-пу-ха! Человек живёт очень мало, поэтому ему и кажется, что именно с него всё началось и при нём же всё и закончится. А возрождаться Россия будет талантами, которые живут везде.
О смысле
— Жить стоит ради обретения собственного «я» — это единственное, что спасает в трудную минуту. Ради тех, кто помог тебе себя найти, — нынешний я равен сумме тех, кто меня сделал.
Надо работать и быть готовым ко всему: сегодня у тебя есть большие роли, ты играешь и снимаешь, завтра о тебе забывают. Но если ты кем-то стал, тебя ничего не погубит: в трудное время, когда не было съемок, в моей жизни появилось радио. Вокруг меня собрались люди, погибавшие без работы, - и нам удалось сделать нечто, выделявшееся из общего ряда. А уж работали мы не за страх, а за совесть, в отведенные нам часы не укладывались.
— Делайте то, что вам интересно, от чего радостно. Так мне многие говорили. И так обретается дело, которое никто лучше вас не сделает, а дальше ему надо служить. Меня окружали люди дела. Оператор Москвин, который работал вместе с Сергеем Эйзенштейном, умел вытачивать даже линзы для кинокамер, например. У него токарный станок стоял в квартире. Его поднимали на третий этаж строительным краном. Этот станок он запирал на замок от жены.
Я стараюсь помочь другим, и это — уж поверьте — единственное, чем стоит заниматься. Надо помогать не абстрактной молодежи, не старикам вообще, а конкретному нищему, конкретному больному, старухе, которая ходит в целлофановых пакетах вместо калош. С годами начинаешь понимать, что дело не в лаврах и заработках, а в том, чтобы тебе хотелось помочь человеку — любому человеку, необязательно кому-то из твоих родных и близких. Я хорошо прожил свою жизнь. Да, небогато, без больших карьерных всплесков, но я никогда никого не оскорбил, ничем не поступился. Есть люди, которые вспомнят меня добром. А это не так уж мало, правда?
Доживя до своего возраста, я открыл совершенно невероятную вещь. На склоне лет выясняется, что все, что с вами происходило — тяжелого, ужасного, иногда невыносимого, — это звенья одной цепи, которая называется ваша жизнь. Нельзя выбросить ни одно звено. Она только тогда будет ваша, если все звенья останутся на месте. Даже тяжелейшие периоды жизни принесли что-то бесценное. Но надо дожить до старости, чтобы понять, как все тонко и взаимосвязано вокруг. Ни за что на свете, как говорил поэт, мне не нужна другая судьба кроме той, которую мне подарил Бог в России.
Красиво стареть — по-моему, не обременять своей старостью окружающих.
Если бы не актерская карьера — стал бы художником, или художником кино, или постановщиком.
Главное свойство характера — к сожалению, я думаю, я могу делать только то, что я на самом деле хочу делать.
В других людях нравится больше всего доброта и искренность.
Девиз или жизненное правило — у меня есть старое серебряное кольцо, тяжелое, дедовское, на котором написано: «С нами Бог и честь!» А что еще?
источники: 1, 2, 3, 4, 5, 6
Posted by Elena Kuzmina at Wednesday, May 30, 2012
1/2/3/4/](image1825.gif)